Видео дня
Почему Путин боится встречи с Зеленским: антироссийский активист Обухов назвал весомые причины
Встреча делегаций Украины и России, которая состоялась в Стамбуле 2 июня, прогнозированно не принесла прорывных решений. Тем не менее украинская сторона впервые внесла в свой меморандум предложение об организации встречи глав государств – Владимира Зеленского и Владимира Путина. Эту инициативу кремлевская делегация отвергла. Почему российский диктатор так боится личной встречи с украинским президентом? На то есть ряд веских причин. Прежде всего, очевидно, что Путин не сможет добиться желаемого результата и получит гипотетическую "оплеуху" от своего же одурманенного пропагандой народа.
Что касается реакции президента США Дональда Трампа на очередное игнорирование Москвой его инициативы о 30-дневном безусловном перемирии, то прогнозировать ее трудно. Вместе с тем в США уже готовится закон о санкциях против России, который Трамп не сможет ветировать и который может привести к катастрофическим экономическим потерям страны-оккупанта.
Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZ.UA высказал антироссийский активист, глава фонда "Стоп Российский Террор" (США) Герман Обухов.
– Какими были ваши ожидания от российско-украинской встречи в Стамбуле 2 июня? Оправдались ли они?
– У меня не было вообще никаких ожиданий, поскольку изначально это мероприятие было задумано, чтобы потешить Трампа или не раздражать его отказами и жесткими ответами украинской стороны по отношению к Москве. Я считаю такие встречи совершенно бесполезным занятием – разве что продемонстрировать готовность договариваться о мире. Но очевидно, что договориться о мире на тех условиях, которые предлагает Москва, абсолютно нереально. Для страны и для правительства Украины в том числе.
– Вы сказали: чтобы потешить и не раздражать Трампа. Не считаете ли вы, что отсутствие договоренности о прекращении огня и является тем, что больше всего раздражает Трампа?
– Смотря как он будет это оценивать, как ему результаты переговоров преподнесут его советники.
– Но ведь факт остается фактом: война не остановлена, боевые действия продолжаются. Это очевидно и без советников.
– Да, но что с этим делать, если с российской стороны нет никаких подвижек, нет желания понимать, что то, что они предлагают, никогда не будет принято в Украине?
– Давайте вспомним о том, что Трамп предлагал безусловное перемирие, но Кремль выдвигает условия. Как в такой ситуации должен был бы поступить и как поступит Трамп, когда Москва просто игнорирует его предложение?
– Наверное, это скорее вопрос не ко мне, а к Трампу, поскольку это его пожелание. Как он себя поведет, не знает, пожалуй, даже его супруга, поскольку это человек непредсказуемый.
Украинская сторона предлагала 30-дневное перемирие безо всяких условий, но Москва отказалась. В данной ситуации Киев играет на стороне Трампа, в то время как Москва идет на определенную конфронтацию.
– То, чего хочет Москва, совершенно очевидно. Но вопрос в другом: допускаете ли вы, что Трамп по-настоящему разозлится и России по-настоящему не поздоровится? Или, по большому счету, Трамп не имеет достаточных рычагов влияния, чтобы принудить Кремль к миру?
– Влияние, очевидно, есть. И не только влияние, но и возможности, которые не используются. Когда Трамп может – теоретически – пойти на какие-то резкие шаги, зависит от всей политической конъюнктуры, европейской и американской.
Например, в прошлом году у меня состоялась небольшая переписка с американским сенатором Линдси Грэмом относительно санкций против Москвы. Если закон о санкциях будет принят – а пока надо решить вопрос с Конгрессом, с нижней палатой, – Трамп не сможет наложить на этот закон вето, поскольку оно преодолевается большинством.
В таком случае санкции вступают в силу, и Трамп будет вынужден что-то делать. Поскольку, несмотря на все претензии к нему, обвинения в диктатуре и прочем, ему придется делать что-то более радикальное по отношению к Москве. А что он будет делать? Это непредсказуемо. Речь может идти об увеличении военной помощи Украине и о чем угодно еще. Но уже и санкции сами по себе будут оказывать большое влияние, поскольку тогда Москва не сможет продавать свою нефть и газ практически никому.
Вообще, все российские банки давно надо было отключить от SWIFT, но на Западе этого не понимают. Они думают: ну остались какие-то частные банки, торговля... Нет. Если хотя бы один банк остается в системе, торговля двойного назначения будет продолжаться.
– Вернемся к стамбульской встрече 2 июня. Одним из пунктов меморандума украинской стороны была встреча на высшем уровне – президентов Зеленского и Путина. Это предложение было отвергнуто российской стороной. Как вы думаете, почему Путин так боится личной встречи с украинским президентом? В чем тут проблема?
– Проблема в том, что говорить не о чем. Я не представляю, о чем Зеленский может говорить с Путиным. Конечно, он будет настаивать на том, чтобы Россия вывела свои войска, как минимум из Запорожской и Херсонской областей, чтобы освободила всех пленных, вернула детей и удовлетворила еще целый ряд претензий. В итоге все будет сводиться к тому, что требовать будет Зеленский, а не Путин. А Путин будет гнуть свое. Дескать, отдавайте нам то-то и то-то по нашей конституции.
Это разговор слепого с глухим. Это то же самое, если бы в 1943 году Гитлер говорил со Сталиным. О чем бы они говорили?
Ну а Зеленский, конечно, подыгрывает Трампу, говорит, что готов встретиться с Путиным. Но вот они встретились, посидели, друг на друга посмотрели и разъехались. А дальше что? Путину нужно показать результат в своей стране, что он поехал на встречу с Зеленским и чего-то добился. Но если он возвращается и ничего не привозит, это равносильно оплеухе от своего не очень умного народа. И к нему будут вопросы: зачем ты тогда ездил?
– Последний вопрос – по поводу позиции Европы. Три недели назад Германия и Франция предъявили Путину ультиматум в отношении перемирия. В частности, президент Франции Макрон давал стране-агрессору время до конца суток 12 мая, чтобы согласиться на 30-дневное перемирие, и угрожал жесткими санкциями. Но ничего не произошло. Подобные требования не озвучиваются Европой и после очередного раунда переговоров в Стамбуле. Почему?
– Думаю, это ожидание слова Вашингтона, Белого дома, Сената и так далее. Они не торопятся, но наверняка какое-то решение уже принято и Макроном, и новым канцлером Германии, и премьером Великобритании, и президентом Польши. В целом речь о введении более жестких санкций в отношении России и поставках большей военной помощи Украине, чтобы она могла не только обороняться, но и наносить России болезненные уколы, как это было 1 июня (речь о спецоперации СБУ "Паутина", в результате которой на аэродромах РФ было уничтожено более 40 самолетов стратегической авиации противника. – Ред.).
Поэтому в этом ничего удивительного нет. Удивительное в другом – что Европа до сих пор не хочет заниматься идеологией России. Пока они занимаются экономикой, санкциями, военной помощью, но напрочь не обращают внимания на идеологию. Это было и во времена Второй мировой войны, и во времена холодной войны.
– Вы могли бы уточнить, что вы подразумеваете под работой с идеологией?
– Я имею в виду, что Москва практически ежедневно говорит своим не очень умным гражданам, что они воюют с "нацистами" в Украине, они хотят "денацифицировать", "демилитаризировать" и прочий бред. Народ это в себя впитал и уже не представляет, как может быть по-другому.
Но Европа молчит. Она ничего не отвечает на все эти оскорбления, на выпады московской пропаганды, которая, по сути, является рупором Кремля. Давно в Брюсселе, Берлине, Париже надо было бы говорить о неонацизме в России.
Это та база, с которой начинались все войны и которой заканчивались. В России неонацизм, но в Украине и в Европе этого нет. И то, что говорит Москва, – это просто бездоказательные, пустые слова, это пропаганда, которая работает на своего потребителя, на свой народ. И не только большие выплаты, но и эта идеологическая основа влияет на то, что в России много желающих идти воевать в Украину. Если бы не было этой основы, была бы совсем другая картина.
Но, к сожалению, лидеры европейских стран, в том числе Украины, занимаются прагматическими вещами – экономикой, военными поставками,– но не идеологией. Научная среда тоже пока помалкивает.